|
|
Михаил Александрович ШолоховСудьба человека
М. А. Шолохов – русский писатель XX века, его роман-эпопея «Тихий Дон» был отмечен Нобелевской премией. Шолохов прекрасно знал жизнь донского казачества, обладал зоркостью писателя-реалиста и мастерски владел искусством слова. Вам должен быть известен его замечательный рассказ «Нахаленок». Уже раннее творчество М. А. Шолохова выдвинуло его в ряды ведущих прозаиков. В «Донских рассказах» он создал целую галерею ярких характеров и трагических судеб. Наверное, нет произведения, более правдиво поведавшего о трагедии гражданской войны, чем «Тихий Дон». А внешне простая, но ироничная и лукавая «Поднятая целина» показала, как непросто проходил процесс коллективизации на Дону. И роман этот был не панегириком уничтожению казачества, а гимном народу, восхищавшему писателя своим жизненным оптимизмом. М. А. Шолохов умел создавать произведения масштабные, повествующие о значительных событиях и содержащие глубокие обобщения. Небольшая новелла «Судьба человека», в которой пересеклись трагические судьбы (Андрея Соколова и мальчика Вани), посвящена главному, что определило победу русского народа в Великой Отечественной войне. Здесь писатель не рассказывает о крупных сражениях и блистательных победах, но он показывает тех людей, о волю и патриотизм которых разбилась фашистская военная машина. Название новеллы заключает в себе обобщенно-гуманистический смысл. Лаконично, но точно писатель показывает, как складывается характер обычного русского человека и как этот характер определяет его судьбу и судьбу его родины. На долю Андрея Соколова выпадают страшные испытания: война, плен, фашистский концлагерь, гибель семьи. И главное не то, что он сумел пережить все испытания, но то, что он не ожесточился сердцем, не утратил способности чувствовать боль других людей. В судьбе Андрея Соколова высвечиваются несколько главных эпизодов, показывающих его внутреннюю силу и человеческую чуткость: он бросает пить, чтобы не огорчать любимую жену; он, измученный постоянным голодом, несет буханку хлеба товарищам по лагерному бараку; он находит в себе силы, потеряв собственную семью, дать семейное счастье сироте. В новелле «Судьба человека» содержится глубокая правда о войне, о народе, который выдержал тягчайшие испытания, победил и дал возможность жить свободно другим народам.
Вопросы и задания 1. Охарактеризуйте творческий метод этого произведения и укажите его признаки. 2. Какие художественные приемы использует автор для создания образа Андрея Соколова? 3. Когда и для каких целей используется в повествовании портрет? 4. Для чего в повествование вводится образ мальчика Вани? 5. Как в этом произведении создается представление о войне? 6. Охарактеризуйте пафос этого произведения. 7. Какими художественными средствами автор придает своему произведению патриотическое звучание? 8. Охарактеризуйте композицию этого произведения и назовите ее особенности. 9. Какую художественную роль играет в этом произведении образ повествователя? 10. Определите жанр этого произведения и укажите его признаки. 11. Напишите сочинение на тему «Героизм русского человека во время Великой Отечественной войны».
Александр Трифонович Твардовский Василий Теркин
Вам предстоит познакомиться с произведениями русского поэта XX века – А. Т. Твардовского. В старших классах вы узнаете Твардовского как великолепного лирика, а сейчас познакомьтесь с главными его произведениями, посвященными настоящему русскому человеку, – Василию Теркину. Поэма «Василий Теркин», названная Твардовским «Книгой про бойца», рисует нам образ русского человека на войне. Примечательно то, что поэма писалась непосредственно в ходе войны и каждая ее главка как бы отражает новый этап этой великой всенародной эпопеи. Образ Василия Теркина был замыслен Твардовским как образ героя, но в то же время и как образ обыкновенного человека. Поэма Твардовского как бы продолжает ту линию национального русского характера, которая была намечена Л. Н. Толстым в образах героев «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира». Автор сразу же заявляет, что его герой – не исключение, не какой-то былинный богатырь, а самый простой русский парень:
Парень в этом роде В каждой роте есть всегда, Да и в каждом взводе.
Чем же привлек Твардовского этот самый, казалось бы, обыкновенный характер? Прежде всего тем, что он воплотил в себе тот массовый героизм, который был свойствен бойцам Великой Отечественной. Теркин – солдат, но не такой солдат, как немец – профессиональный служака, убийца по воле Гитлера. Это обыкновенный русский человек, поставленный перед необходимостью защищать свою Родину от врага. Для него война – не призвание, а суровая необходимость, и не случайно Твардовский неоднократно пользуется выражениями «ратный труд», «война – работа». В общем, Теркин типичен для нашей страны, для нашей армии. Но все-таки что-то делает его именно героем, выделяет из ряда остальных. Это – черты русского национального характера, которые развиты в нем в сильнейшей степени. Теркин бесстрашен, но не безрассудно, а с умом; обратите внимание на этот эпизод, где Теркин сбивает вражеский самолет. Он никогда не теряет присутствия духа и даже в самые тяжелые моменты, во время окружения и отступления, повторяет «одну политбеседу»:
– Не унывай. Не взорвемся, так прорвемся, Будем живы – не помрем, Срок придет, назад вернемся, Что отдали – все вернем.
Образ Теркина во многом восходит к образу находчивого, смелого и сметливого солдата русских народных сказок. А какой же русский солдат без чувства юмора, спасающего в самые тяжелые часы войны? Не случайно уже в первых строчках поэмы Твардовский подчеркивает это обстоятельство:
Жить без пищи можно сутки, Можно больше, но порой На войне одной минутки Не прожить без прибаутки, Шутки самой немудрой.
Чем же кроме этого подкупает читателя образ Теркина? Вероятно, не в последнюю очередь тем, что он подан автором без идеологического нажима. Он близок каждому тем, что наделен обычными человеческими качествами. Даже свои глубоко патриотические взгляды Теркин высказывает как бы между прочим, к слову – по поводу, скажем, того, что его товарищ потерял кисет с табаком.
– Без кисета, несомненно, Ты боец уже не тот. Раз кисет – предмет военный, На-ко мой, не подойдет?
Принимай, я – добрый парень, Мне не жаль. Не пропаду. Мне еще пять штук подарят В наступающем году.
Тот берет кисет потертый, Как дитя, обновке рад…
И тогда Василий Теркин Словно вспомнил: – Слушай, брат,
Потерять семью не стыдно — Не твоя была вина. Потерять башку – обидно, Только что ж, на то война.
Потерять кисет с махоркой, Если некому пошить, Я не спорю, – тоже горько, Тяжело, но можно жить.
Пережить беду-проруху, В кулаке держать табак. Но Россию, мать-старуху, Нам терять нельзя никак.
Наши деды, наши дети, Наши внуки не велят. Сколько лет живем на свете? Тыщу?.. Больше! То-то, брат!
Популярность образа Теркина в дни войны, да и после нее, была огромна. Совсем разные люди «узнавали» в Теркине своих однополчан, писали автору письма с просьбой точно указать, в какой армии, в какой дивизии или полку служил его герой. В общем, можно сказать, что Твардовскому, как никому другому, удалось выразить в своей «Книге про бойца» представление о русском национальном характере на войне.
Прочитайте внимательно эту поэму Твардовского, сопоставьте ее с тем, что рассказывают о войне очевидцы, и вы поймете, почему это так.
В «Василии Теркине» есть и еще один герой, незаметный на первый взгляд. Это – лирический герой-повествователь, который чрезвычайно близок к своему персонажу по мировоззрению, по восприятию войны, по чувству юмора и чувству высокого патриотизма. Не случайно Твардовский замечал: «То, что молвить бы герою, / Говорю я лично сам». В многочисленных авторских отступлениях, развертывающихся иногда на целую главку (они так и называются: «От автора», «О себе»), поэт выражает высокий пафос патриотизма, размышляет о судьбе Родины, о войне, о психологии русского воина-труженика, о судьбе личности в той мировой катастрофе, какой явилась Вторая мировая война. Обязательно обратите внимание на эти главки, они помогут лучше уяснить смысл «Книги про бойца». «Василий Теркин» – великое произведение великого русского поэта, сравнимое по силе эмоционального воздействия, по силе выражения патриотического пафоса, по глубине раскрытия русского национального характера разве что с «Войной и миром» Л. Н. Толстого. После войны А. Т. Твардовскому приходило много писем с предложениями написать историю Теркина после войны. Но он решительно и последовательно от этого отказывался, не видя в этом поэтической необходимости: Теркин был хорош в свое время и на своем месте. Но случилось так, что поэту пришлось еще раз возвратиться к образу Теркина, – правда, в особых условиях и по особым причинам… Те явления в нашей отечественной жизни, которые особенно ярко проявились после войны – бюрократизм, атмосфера всеобщей подозрительности, постепенное лишение личности ее прав и свобод, – заставили Твардовского в конце 50-х – начале 60-х годов написать поэму «Теркин на том свете». Характер Теркина в ней почти не переменился, но изменилась его функция: он стал олицетворением живой жизни, упрямо противостоящей всякого рода мертвечине. Используя фантастический и аллегорический сюжет, Твардовский в своей новой поэме отразил «мир загробный», то есть те явления реальной советской действительности, которые прямо противостояли не только принципам свободы и демократии, но и всему национальному складу и духу свободолюбивого русского народа. «Теркин на том свете» – это прежде всего сатирическое произведение, где значительную роль играют гротеск, гипербола, фантастика. Вспомните, что означают эти термины. Твардовский, обладавший талантом большого художника, сумел сочетать в своей поэме глубину социально-философских обобщений со здоровым юмором. Многие места этой поэмы невозможно читать без искреннего смеха. А все дело в том, что Твардовский нашел остроумную форму «организации» загробного мира. В нем на первый взгляд все как в мире живых: есть партийные собрания, разделение того света на социалистический и капиталистический, есть даже оклад, паек, не говоря уже о том, что загробный мир представляет собой развернутую номенклатурную структуру:
Кто в Системе, кто в Сети — Тоже Сеть густая. Да помимо той Сети, В целом необъятной, — Сколько в Органах – сочти.
Словом, форма есть, и даже в избытке, а жизни нет. Оклад и паек оказываются «условными»: «Обозначено в меню, / А в натуре нету»; табак – без дыма и т. п. Нет жизни – нет и никакой осмысленной деятельности: никто не работает, зато все чем-то руководят, а собственно приметы живой жизни оказываются здесь совершенно лишними: «Нам бы это все мешало: / Уголь, сталь, зерно, стада…» Образ живой жизни, которой нет в загробном мире, сконцентрирован Твардовским в образе воды – одном из любимейших его образов (вспомните, например, первые строки «Василия Теркина»). Мотив воды проходит через всю поэму, но в загробном мире «Потому воды и нету, / Что, понятно, спросу нет». «Вечный покой», с которым обыкновенно связывается представление о загробном мире, оборачивается тут ненужной суетой, бесплодным, но регламентированным времяпрепровождением. «Память, как ты ни горька, / Будь зарубкой на века!» – восклицает автор в конце этого фрагмента. Но – и это следует особо подчеркнуть – Твардовский в изображении сталинского режима соблюдает известную меру и такт, не торопится с обличением того, что в данный момент обличают все, и резонно замечает:
Да и мы о том, былом, Речь замнем покамест, Чтоб не быть иным числом — Задним – смельчаками.
Задумайтесь над этими словами – они чрезвычайно актуальны сейчас, во время, во многом похожее на то, в которое был написан «Теркин на том свете». Остается сказать еще несколько слов о поэтическом мастерстве А. Т. Твардовского, но его, я думаю, вы уже почувствовали сами. Принцип «Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке» – главный поэтический принцип Твардовского. Его стих необычайно прост, легок и естествен, но никогда не легковесен. По его же собственным словам, тут «ни убавить, ни прибавить», а это и есть признак настоящей поэзии. Поэт не поражает читателя яркими сравнениями, метафорами, его интонация – это всегда интонация естественной человеческой речи, максимально приближенной к речи народной. Сила стиха мастера именно в этой простоте и естественности, в огромной точности любого поэтического слова или образа.
Теркин на том свете Главы из поэмы Тридцати неполных лет — Любо ли не любо — Прибыл Теркин На тот свет, А на этом Убыл.
Убыл-прибыл в поздний час Ночи новогодней. Осмотрелся в первый раз Теркин в преисподней…
Так пойдет – строка в строку — Вразворот картина. Но читатель начеку: – Что за чертовщина!
– В век космических ракет, – Мировых открытий — – Странный, знаете, сюжет. – Да, не говорите!..
– Ни в какие ворота. – Тут не без расчета… – Подоплека не проста. – То-то и оно-то…
И держись: наставник строг — Проницает с первых строк…
Ах, мой друг, читатель-дока, Окажи такую честь: Накажи меня жестоко, Но изволь сперва прочесть.
Не спеши с догадкой плоской, Точно критик-грамотей, Всюду слышать отголоски Недозволенных идей.
И с его лихой ухваткой Подводить издалека — От ущерба и упадка Прямо к мельнице врага.
И вздувать такие страсти Из запаса бабьих снов, Что грозят Советской власти Потрясением основ.
Не ищи везде подвоха, Не пугай из-за куста. Отвыкай. Не та эпоха — Хочешь, нет ли, а не та!
И доверься мне по старой Доброй дружбе грозных лет: Я зазря тебе не стану Байки баять про тот свет.
Суть не в том, что рай ли с адом, Черт ли, дьявол – все равно: Пушки к бою едут задом, — Это сказано давно…
Стрелка «Вход». А «Выход»? Нет. Ясно и понятно: Значит, пламенный привет, — Путь закрыт обратный.
Значит, так тому и быть, Хоть и без привычки. Вот бы только нам попить Где-нибудь водички.
От неведомой жары В горле зачерствело. Да потерпим до поры, Не в новинку дело…
И едва за стрелкой он Повернул направо — Меж приземистых колонн — Первая застава.
Тотчас все на карандаш: Имя, номер, дату. – Аттестат в каптерку сдашь, — Говорят солдату.
Удивлен весьма солдат: – Ведь само собою — Не положен аттестат Нам на поле боя.
Раз уж я отдал концы — Не моя забота. – Все мы, братец, мертвецы, А порядок – вот он.
Для того ведем дела Строго – номер в номер, — Чтобы ясность тут была, Правильно ли помер.
Ведь случалось иногда — Рана несмертельна, А его зашлют сюда, С ним возись отдельно.
Помещай его сперва В залу ожиданья… (Теркин мельком те слова Принял во вниманье.)
– Ты, понятно, новичок, Вот тебе и дико. А без формы на учет Встань у нас поди-ка.
Но смекнул уже солдат: Нет беды великой. То ли, се ли, а назад Вороти поди-ка.
Осмелел, воды спросил: Нет ли из-под крана? На него, глаза скосив, Посмотрели странно.
Да вдобавок говорят, Усмехаясь криво: – Ты еще спросил бы, брат, На том свете пива…
И довольны все кругом Шуткой той злорадной.
Повернул солдат кругом: – Будьте вы неладны…
Позади Учетный стол, Дальше – влево стрелки. Повернул налево – стоп, Смотрит: Стол проверки.
И над тем уже Столом — Своды много ниже, Свету меньше, а кругом — Полки, Сейфы, Ниши;
Да шкафы, Да вертлюги Сзади, как в аптеке; Книг толстенных корешки, Папки, Картотеки.
И решеткой обнесен Этот Стол кромешный И кромешный телефон (Внутренний, конечно).
И доносится в тиши Точно вздох загробный: – Авто-био опиши Кратко и подробно…
Поначалу на рожон Теркин лезть намерен: Мол, в печати отражен, Стало быть, проверен.
– Знаем: «Книга про бойца». – Ну так в чем же дело? – «Без начала, без конца» — Не годится в «Дело».
Но поскольку я мертвец… – Это толку мало. – …то не ясен ли конец? – Освети начало.
Уклоняется солдат: – Вот еще обуза: Там же в рифму все подряд, Автор – член союза…
– Это – мало ли чего, Той ли меркой мерим. Погоди, и самого Автора проверим…
Видит Теркин, что уж тут И беда, пожалуй: Не напишешь, так пришьют От себя начало.
Нет уж, лучше, если сам. И у спецконторки Примостившись, написал Авто-био Теркин…
Стол проверки бросил взгляд На его работу: – Расписался? То-то, брат. Следующий – кто там?
Впрочем, стой. — Перелистал, Нет ли где помарок.
– Фотокарточки представь В должных экземплярах…
Докажи тому Столу: Что ж, как не запасся, Как за всю войну в тылу Не был ты ни часа.
– До поры была со мной Карточка из дома — Уступить пришлось одной, Скажем так, Знакомой…
Но суров закон Стола, Голос тот усопший: – Это личные дела, А порядок общий.
И такого никогда Не знавал при жизни — Слышит: – Палец дай сюда, Обмакни да тисни.
Передернуло всего, Но махнул рукою. – Палец? Нате вам его. Что еще другое?..
Теркин мыслит: как же быть, Где искать начало?
«Не мешай руководить!» — Надпись подсказала.
Что тут делать? Наконец Набрался отваги — Шасть к прилавку, где мертвец Подшивал бумаги.
Мол, приписан к вам в запас Вечный – и поскольку Нахожусь теперь у вас, Мне бы, значит, койку…
Взглядом сонным и чужим Тот солдата смерил, Пальцем – за́ ухо – большим Указал на двери В глубине.
Солдат – туда, Потянул за ручку. Слышит сзади: – Ах, беда С этою текучкой…
Там за дверью первый стол, — Без задержки следуй — Тем же, за́ ухо, перстом Переслал к соседу.
И вели за шагом шаг Эти знаки всуе, Без отрыва от бумаг Дальше указу я.
Но в конце концов ответ Был членораздельный: – Коек нет. Постели нет. Есть приклад постельный.
– Что приклад? На кой он ляд? Как же в этом разе? – Вам же ясно говорят: Коек нет на базе.
Вам же русским языком… Простыни в просушке. Можем выдать целиком Стружки Для подушки.
Соответственны слова Древней волоките: Мол, не сразу и Москва, Что же вы хотите?
Распишитесь тут и там, Пропуск ваш отмечен. Остальное – по частям. – Тьфу ты! – плюнуть нечем.
Смех и грех: Навек почить, Так и то на деле Было б легче получить Площадь в жилотделе.
Да притом, когда б живой Слышал речь такую, Я б ему с его «Москвой» Показал другую.
Я б его за те слова Спосылал на базу. Сразу ль, нет ли та «Москва», Он бы понял сразу!
Я б ему еще вкатил По гвардейской норме, Что такое фронт и тыл — Разъяснил бы в корне…
И уже хотел уйти, Вспомнил, что, пожалуй, Не мешало б занести Вывод в книгу жалоб.
Но отчетлив был ответ На вопрос крамольный: – На том свете жалоб нет, Все у нас довольны…
Помещенья вроде ГУМа — Ходишь, бродишь, как дурной. Только нет людского глума — Всюду вечный выходной.
Сбился с ног, в костях ломота, Где-нибудь пристать охота.
* * * Галереи – красота, Помещений бездна, Кабинетов до черта, А солдат без места.
Знать не знает, где привал Маеты бессонной, Как тот воин, что отстал От своей колонны.
Догони – и с плеч гора, Море по колено. Да не те все номера, Знаки и эмблемы.
Неизвестных столько лиц, Все свои, все дома. А солдату – попадись Хоть бы кто знакомый.
Всем по службе, недосуг, Смотрят, не вникая… И не ждал, не думал – вдруг Встреча. Да какая!
* * * В двух шагах перед тобой Друг-товарищ фронтовой.
Тот, кого уже и встретить Ты не мог бы в жизни сей.
Но и там – и на том свете — Тоже худо без друзей…
Повстречал солдат солдата, Друга памятных дорог, С кем от Бреста брел когда-то, Пробираясь на восток.
С кем расстался он, как с другом Расстается друг-солдат, Второпях – за недосугом Совершить над ним обряд.
Не посетуй, что причалишь К месту сам, а мне – вперед. Не прогневайся, товарищ. И не гневается тот.
Только, может, в миг прощальный, Про себя, живой солдат Тот безропотно-печальный И уже нездешний, дальний, Протяженный в вечность взгляд Навсегда в душе отметит, Хоть уже дороги врозь…
– Друг-товарищ, на том свете — Вот где встретиться пришлось… Вот он – в блеклой гимнастерке Без погон — Из тех времен. «Значит, все, – подумал Теркин, — Я – где он. И все – не сон».
– Так-то брат… — Слова излишни. Поздоровались. Стоят. Видит Теркин: друг давнишний Встрече как бы и не рад.
По какой такой причине — На том свете ли обвык, Или, может, старше в чине Он теперь, чем был в живых?
– Так-то, Теркин… – Так, примерно: – Не понять – где фронт, где тыл. В окруженье – в сорок первом — Хоть какой, но выход был.
Был хоть суткам счет надежный, Был хоть запад и восток, Хоть в пути паек подножный, Хоть воды, воды глоток!
Отоспись в чащобе за день, Ночью двигайся. А тут? Дай хоть где-нибудь присядем — Ноги в валенках поют…
Повернули с тротуара В глубь задворков за углом, Где гробы порожней тарой Были свалены на слом.
Размещайся хоть на дневку, А не то что на привал. – Доложи-ка обстановку, — Как сказал бы генерал.
Где тут линия позиций, — Жаль, что карты нет со мной, — Ну, хотя б – в каких границах Расположен мир иной?..
Генерал ты больно скорый, Уточнился бы сперва: Мир иной – смотря который, — Как-никак их тоже два.
И от ног своих разутых, От портянок отвлечен, Теркин – тихо: – Нет, без шуток?.. — – Тот едва пожал плечом.
– Ты-то мог не знать — заглазно. Есть тот свет, Где мы с тобой, И, конечно, буржуазный Тоже есть, само собой.
Всяк свои имеет стены При совместном потолке, Два тех света, Две системы, И граница на замке.
Тут и там свои уставы И, как водится оно, — Все иное – быт и нравы…
– Да не все ли здесь равно? – Нет, брат, – все тому подобно, Как и в жизни – тут и там.
– Но позволь: в тиши загробной Тоже – труд, и капитал, И борьба, и все такое?..
– Нет, зачем. Какой же труд, Если вечного покоя Обстановка там и тут.
– Значит, как бы в обороне Загорают – тут и там? – Да. И, ясно, прежней роли Не играет капитал.
Никакой ему лазейки, Вечность вечностью течет. Денег нету ни копейки, Капиталу только счет.
Ну, а в части распорядка — Наш подъем – для них отбой, И поверка и зарядка В разный срок, само собой.
Вот и все тебе известно, Что у нас и что у них.
– Очень, очень интересно… — Теркин в горести поник.
– Кто в иную пору прибыл, Тот как хочешь, а по мне — Был бы только этот выбор, — Я б остался на войне.
На войне о чем хлопочешь? Ждешь скорей ее конца. Что там слава или почесть Без победы для бойца.
Лучше нет – ее, победу, Для живых в бою добыть. И давай за ней по следу, Как в жару к воде – попить.
Не о смертном думай часе — В нем ли главный интерес: Смерть — Она всегда в запасе, Жизнь — Она всегда в обрез.
– Так ли, друг? – Молчи, вояка, Время жизни истекло. – Нет, скажи: и так, и всяко, Только нам не повезло.
Не по мне лежать здесь лежнем, Да уж выписан билет. Ладно, шут с ним, с зарубежным, Говори про наш тот свет.
– Что ж, вопрос весьма обширен. Вот что главное усвой: Наш тот свет в загробном мире — Лучший и передовой.
И поскольку уготован Всем нам этак или так, Он научно обоснован, — Не на трех стоит китах.
Где тут пекло, дым иль копоть И тому подобный бред? – Все же, знаешь, сильно топят, — Вставил Теркин, – мочи нет.
– Да не топят, зря не сетуй, Так сдается иногда, Кто по-зимнему одетый Транспортирован сюда.
Здесь ни холодно, ни жарко — Ни полена дров, учти. Точно так же – райских парков Даже званья не найти.
С басней старой все несходно — Где тут кущи и сады? – А нельзя ль простой, природной Где-нибудь глотнуть воды?
– Забываешь, Теркин, где ты, Попадаешь в ложный след: Потому воды и нету, Что, понятно, спросу нет.
Haш тот свет организован С полной четкостью во всем: Распланирован по зонам, По отделам разнесен.
Упорядочен отменно — Из конца пройди в конец. Посмотри: Отдел военный, Он, понятно, образец.
Врать привычки не имею, Ну а ежели соврал, Так на местности виднее, — Поднимайся, генерал…
И в своем строю лежачем Им предстал сплошной грядой Тот Отдел, что обозначен Был армейскою звездой.
Лица воинов спокойны, Точно видят в вечном сне, Что, какие были войны, Все вместились в их войне.
Отгремел их край передний, Мнится им в безгласной мгле, Что была она последней,
Эта битва на земле; Что иные поколенья Всех пребудущих годов Не пойдут на пополненье Скорбной славы их рядов…
– Четкость линий и дистанций, Интервалов чистота… А возьми Отдел гражданский — Нет уж, выправка не та.
Разнобой не скрыть известный — Тот иль этот пост и вес: Кто с каким сюда оркестром Был направлен или без…
Кто с профкомовской путевкой, Кто при свечке и кресте. Строевая подготовка Не на той уж высоте…
Теркин будто бы рассеян, — Он еще и до войны Дань свою отдал музеям Под командой старшины.
Там соха иль самопрялка, Шлемы, кости, древний кнут, — Выходного было жалко, Но иное дело тут.
Тут уж верно – случай редкий Все увидеть самому. Жаль, что данные разведки Не доложишь никому.
Так, дивясь иль брови хмуря, Любознательный солдат Созерцал во всей натуре Тот порядок и уклад…
Миновал костяшки эти, Рядом – тоже не добро: Заседает на том свете Преисподнее бюро.
Здесь уж те сошлись, должно быть, Что не в силах побороть Заседаний вкус особый, Им в живых изъевший плоть.
Им ни отдыха, ни хлеба, — Как усядутся рядком, Ни к чему земля и небо — Дайте стены с потолком.
Им что ведро, что ненастье, Отмеряй за часом час. Целиком под стать их страсти Вечный времени запас.
Вот с величьем натуральным Над бумагами склонясь, Видно, делом персональным Занялися – то-то сласть.
Тут ни шутки, ни улыбки — Мнимой скорби общий тон. Признает мертвец ошибки И, конечно, врет при том.
Врет не просто скуки ради, Ходит краем, зная край. Как послушаешь – к награде Прямо с ходу представляй.
Но позволь, позволь, голубчик, Так уж дело повелось, Дай копнуть тебя поглубже, Просветить тебя насквозь.
Не мозги, так грыжу вправить, Чтобы взмокнул от жары, И в конце на вид поставить По условиям игры…
Стой-постой! Видать персону. Необычный индивид Сам себе по телефону На два голоса звонит.
Перед мнимой секретаршей Тем усердней мечет лесть, Что его начальник старший — Это лично он и есть.
И упившись этим тоном, Вдруг он, голос изменив, Сам с собою – подчиненным — Наставительно учтив.
Полон власти несравнимой, Обращенной вниз, к нулю, И от той игры любимой Мякнет он, как во хмелю…
Отвернувшись от болвана С гордой истовостью лиц, Обсудить проект романа Члены некие сошлись.
Этим членам все известно, Что́ в романе быть должно И чему какое место Наперед отведено.
Изложив свои наметки, Утверждают по томам. Нет – чтоб сразу выпить водки, Закусить — И по домам.
Дальше – в жесткой обороне Очертил запретный круг Кандидат потусторонних Или доктор прахнаук.
В предуказанном порядке Книжки в дело введены, В них закладками цитатки Для него застолблены.
Вперемежку их из книжек На живую нитку нижет, И с нее свисают вниз Мертвых тысячи страниц…
Вечный сон. Закон природы. Видя это все вокруг, Своего экскурсовода Теркин спрашивает вдруг:
– А какая здесь работа, Чем он занят, наш тот свет? То ли, се ли – должен кто-то Делать что-то? – То-то – нет.
В том-то вся и закавыка И особый наш уклад, Что от мало до велика Все у нас Руководят.
– Как же так – без производства, — Возражает новичок, — Чтобы только руководство? – Нет, не только. И учет.
В том-то, брат, и суть вопроса, Что темна для простаков: Тут ни пашни, ни покоса, Ни заводов, ни станков.
Нам бы это все мешало — Уголь, сталь, зерно, стада…
– Ах, вот так! Тогда, пожалуй, Ничего. А то беда. Это вроде как машина Скорой помощи идет: Сама режет, сама давит Сама помощь подает.
– Ты, однако, шутки эти Про себя, солдат, оставь. – Шутки! Сутки на том свете — Даже к месту не пристал.
Никому бы не мешая, Без бомбежки да в тепле Мне поспать нужда большая С недосыпу на земле.
– Вот чудак, ужели трудно Уяснить простой закон: Так ли, сяк ли – беспробудный Ты уже вкушаешь сон. Что тебе привычки тела? Что там койка и постель?..
– Но зачем тогда отделы, И начальства корпус целый, И другая канитель?
Тот взглянул на друга хмуро, Головой повел: – Нельзя. – Почему? – Номенклатура. — И примолкнули друзья.
Теркин сбился, огорошен Точно словом нехорошим.
* * * Все же дальше тянет нить, Развивая тему: – Ну, хотя бы сократить Данную Систему? Поубавить бы чуток, Без беды при этом… – Ничего нельзя, дружок. Пробовали. Где там!
Кадры наши, не забудь, Хоть они лишь тени, Кадры заняты отнюдь Не в одной Системе.
Тут к вопросу подойти — Штука не простая: Кто в Системе, Кто в Сети — Тоже Сеть густая.
Да помимо той Сети, В целом необъятной, Сколько в Органах – сочти! – В Органах – понятно.
– Да по всяческим Столам – Список бесконечный, В Комитете по делам Перестройки Вечной…
Ну-ка, вдумайся, солдат, Да прикинь, попробуй: Чтоб убавить этот штат — Нужен штат особый.
Невозможно упредить, Где начет, где вычет. Словом, чтобы сократить, Нужно увеличить…
– Пообвыкнешь, новичок, Будет все терпимо: Как-никак – оклад, паек И табак без дыма…
Теркин слышит, не поймет — Вроде, значит, кормят? – А паек загробный тот – По какой же норме?
– По особой. Поясню Постановку эту: Обозначено в меню, А в натуре нету.
– Ах, вот так… — Глядит солдат, Не в догадку словно. – Ну, еще точней, оклад И паек условный.
На тебя и на меня Числятся в расходе. – Вроде, значит, трудодня? – В некотором роде…
Все по форме: распишись — И порядок полный. – Ну, брат, это же – не жизнь! – Вон о чем ты вспомнил.
Жизнь! И слушать-то чудно: Ведь в загробном мире Жизни быть и не должно, — Дважды два – четыре…
* * * И на Теркина солдат Как-то сбоку бросил взгляд. Так-то близко, далеко ли Новый видится квартал.
Кто же там во власть покоя Перед вечностью предстал?
– Любопытствуешь? – Еще бы. Постигаю мир иной. – Там отдел у нас Особый, Так что – лучше стороной…
– Посмотреть бы тоже ценно. – Да нельзя, поскольку он Ни гражданским, ни военным Здесь властям не подчинен.
– Что ж, Особый есть Особый. — И вздохнув примолкли оба.
* * * …Там – рядами по годам Шли в строю незримом Колыма и Магадан, Воркута с Нарымом.
За черту из-за черты, С разницею малой, Область вечной мерзлоты В вечность их списала.
Из-за проволоки той Белой-поседелой — С их особою статьей, Приобщенной к делу…
Кто, за что, по воле чьей — Разберись, наука. Ни оркестров, ни речей, Вот уж где – ни звука…
Память, как ты ни горька, Будь зарубкой на века! ............................ – Кто же все-таки за гробом Управляет тем Особым?
– Тот, кто в этот комбинат Нас послал с тобою. С чьим ты именем, солдат, Пал на поле боя.
Сам не помнишь? Так печать Донесет до внуков, Что ты должен был кричать, Встав с гранатой. Ну-ка?
– Без печати нам с тобой Знато-перезнато, Что в бою – на то он бой — Лишних слов не надо;
Что вступают там в права И бывают кстати   Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...  ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...  Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...  ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|