|
Его в себе, конечно, в отраженном или искаженном свете,
и создает, творит бытие. Собственное бытие, в котором также возможны жизнь и смерть - жизнь и смерть сознания, как индивидуального, так и общественного. При всех замеча- тельных свойствах сознания - диалогичности, многозначно- сти спонтанности, развития рефлексии - оно не обладает способностью самовосстанавливаться. Единственной и на- дежной помощницей в этом могут быть культура, духовность. Именно они содержат в себе идеи жизни, формы воплощения этих идей в конкретность действия, образа и представления, формирующие цели. Даже произнося эти слова - духовность и культура, - невозможно не уточнить, что это не безликие об- разования, они персонифицированы, воплощены в бытий- ность конкретных исторических людей. Нет и не может быть духовности вообще, нет и не может быть культуры вообще. Если они и обладают свойством воплощаться (может быть, точнее, опредмечиваться) в различных знаковых системах (предметах, текстах, образах и тому подобное), то для того, чтобы использовать по назначению (духовному, культурно- му) воплощенное, нужен человек (люди), умеющий и желаю- щий это прочитать, распредметить, очеловечить.
Не надо далеко ходить за примерами: печальная, тяжелая, трагическая история храмов нашей Родины вопиет об этом. Если исчезнут люди, умеющие читать воплощенную в предме- тах духовность и культуру, предметы эти будут восприни- маться только с точки зрения качества их материала, тогда будет то, что было (как бы хотелось продолжить - в далеком прошлом) совсем недавно, когда церковный кирпич пускали для строительства хозяйственных помещений, а древние ико- ны рубили на дрова. Это зримо, а незримый страх, обездо- ленность - это тоже отчуждение от жизни прошлой, настоя- щей и будущей, это небытие живого человека, телесно живого. Это та незримая плотность бытия, в которой нет места, нет пространства для души, для того «полета в небеса», о котором в свое время писал Д.Хармс и хотел, и мог осуществить в сво- ей жизни и творчестве:
Звонить - лететь
(логика бесконечного небытия)
Вот и дом полетел. Вот и собака полетела. Вот и сон полетел. Вот и мать полетела.
Вот и сад полетел. Конь полетел. Баня полетела. Шар полетел.
Вот и камень полетел. Вот и пень полететь. Вот и миг полететь. Вот и круг полететь. Дом летит. Мать летит. Сад летит. Часы летать. Рука летать. Орлы летать.
Дом звенит.
Вода звенит.
Камень около звенит.
Мать, и сын, и сад звенит.
А. звенит.
Б. звенит.
ТО летит и ТО звенит.
Лоб звенит и летит.
Грудь звенит и летит.
Эй, монахи, рот звенит!
Копье летать.
И конь летать.
Я дом летать.
И точка летать.
Лоб летит.
Грудь летит.
Живот летит.
Ой, держите, - ухо летит!
Ой,глядите, - нос летит!
Ой, монахи, рот летит!
Эй, монахи, лоб летит! Что лететь, но не звонить! Звон летает и звенеть. ТАМ летает и звонит. Эй, монахи? Мы летать! Эй, монахи! Мы лететь! Мы лететь и ТАМ летать. Эй, монахи! Мы звонить! Мы звонить и ТАМ звенеть.
Преодоление звериной серьезности жизни возможно и не- обходимо для того, чтобы уменьшить (или даже разрушить) ежедневное присутствие в ней смерти. Не для того, чтобы по- глупому игнорировать ее неизбежность для своего биологиче- ского существования, а для того, чтобы по-мудрому распоря- диться силами жизни для осуществления ее как своей.
Человека всегда учили этому, учат и сегодня. Учат другие люди, воздействуя на его чувства и разум через множество источников информации. Я склонна думать, что это воздейст- вие падает на те существенные переживания, которые случа- ются с ребенком в раннем возрасте. Случаются именно с ним, при встрече с реальной смертью, по-настоящему близкой, ощутимой, переживаемой со всей возможной полнотой при- нятия ее факта. Все последующее только трансформация этого переживания, его конкретизация и рационализация.
Может быть, именно в этих переживаниях надо искать на- чало этических и нравственных качеств человека, определяю- щих меру его воздействия на живое, на свою и чужую жизнь. Возможно...
Я нашла созвучные своим предположениям идеи в вели- колепной книге Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смер-
А изысканность мысли и изящество текста покорили в
Ней навсегда.
Думаю, что заинтересованный читатель прочтет эту кни- гу сам' (она есть и на русском языке), а я просто приведу из нее несколько цитат (с. 495-508), чтобы с их помощью еще паз определить отношение к заявленной теме о жизни и
Смерти.
Итак, Филипп Арьес - французский историк, антрополог, философ, писатель о своей работе и о ее теме: «Исходной ги- потезой была та, которую предложил ранее Эдгар Морен:
существует связь между отношением человека к смерти и его самосознанием, его индивидуальностью. Эта гипотеза и была бы той путеводной нитью, что вела меня через огромную массу документов, наметив маршрут, которому я следовал от начала до конца... я оглядываю разом целое тысячелетие, и это ог- ромное пространство кажется мне упорядоченным благодаря простым вариациям четырех психологических элементов:
Самосознание.
Защита общества от дикой природы.
Вера в продолжение существования после смерти.
И вера в существование зла».
Арьес описывает, как на протяжении тысячелетия форми- ровались и последовательно сменялись разные модели смерти, содержание которых объясняется вариациями этих парамет- ров. Он называет эти модели:
Прирученная смерть»,
Смерть своя»,
Смерть далекая и близкая»,
Смерть твоя»,
Смерть перевернутая».
В первой модели представлены все четыре параметра:
смерть не является актом только индивидуальным (и жизнь тоже), смерть заставляет общество сплотиться в борьбе с ди- кими силами природы, смысл «прирученности» смерти в том, что конец жизни не совпадает с физической смертью человека;
смерть ощущается как интимно близкая, привычная, ритуали- зованная, она как бы говорит о неотделимости зла от сущно- сти человека - миф о грехопадении отвечал всеобщему ощу- щению присутствия в мире зла.
Начиная с XI века эта модель смещается в сторону второй модели - «смерть своя» и является результатом «смещения смысла человеческой судьбы в сторону индивидуального на-
' Арьес ф. Человек перед лицом смерти. - М., 1992. 231
чала». Это приводит к экзальтации индивидуальности, безум- ной любви к жизни и всему земному. Представление о про- должении существования после смерти проникнуто этой стра- стью быть собой, человек стал ощущать несоответствие своей души и тела, идея бессмертной души овладела умами и все шире распространяется с XI по XVIII век. Даже слова «смерть» и «умер» заменяются другими: «Бог его душу взял», «отдал Богу душу». Появляется практика завещания и окончательно- го запрятывания мертвого тела.
Но уже в XVI веке начинают складываться предпосылки для появления модели, которая в наши дни стала неоспори- мым фактом - «переворачивание» смерти, которое выражает- ся в страхе смерти как боязни быть похороненным заживо, боязни, которая подразумевает, что есть некое смешанное и обратимое состояние, сочетающее жизнь и смерть.
В XIX веке определяющим в модели смерти становится из- менение индивидуального самосознания - до сих пор его со- ставляющим было чувство общности с другими («все умирать будем») и чувство собственной специфической индивидуаль- ности («смерть своя»). В XIX веке и то и другое ослабевает, уступая место третьему чувству - «чувству другого, но близ- кого, человека». Отсюда модель «смерть твоя», за которой революция идей, политическая, индустриальная или демогра- фическая революция.
«Страх умереть самому в значительной мере сменяется стра- хом разлуки с «другими», с теми, кого любишь. Смерть «дру- гого», «тебя» возбуждает пафос, прежде отвергавшийся. Древ- нее тождество между смертью, физической болью, моральным страданием, грехом нарушается. Рай становится местом, где воссоздаются земные чувства и привязанности, где им гаран- тируется вечность.
Сегодняшняя модель смерти определяется очень сильно выраженным чувством ее приватности, индивидуальной при- надлежности. «Сейчас массовое общество восстало против смерти. Точнее, оно стыдится смерти, больше стыдится, чем страшится, оно ведет себя так, как будто смерти не существу- ет. Если чувство "другого", доведенное до своих крайних ло- гических следствий, является первой причиной того поведения перед лицом смерти, какое мы наблюдаем в наши дни, то вто- рая причина - стыд и запрет, налагаемый этим стыдом.
Стыд этот есть в то же время прямое следствие оконча- тельного ухода зла. Подтачивание власти дьявола началось еще в XVIII веке, когда и само его существование было по- ставлено под сомнение. Вместе с идеей ада стало исчезать
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|